Подшивка

Театр на продажу

16.05.2002

Алфавит
"Норд-Ост" как зеркало театральной действительности.



В последнее время стало модным делить театральные зрелища на спектакли для публики (попроще и посмешнее) и спектакли для критики (тех немногих, кто понимает). Первые собирают полные залы и "делают кассу", вторые играют преимущественно в малых пространствах, возят на фестивали, они получают премии, сборами не интересуются и двигают вперёд многострадальное искусство театра. Создателям крупномасштабных сценических сочинений такое "разделение труда" всегда казалось несправедливым. И Марк Захаров, неутомимый полемист, придумал для всякого рода интеллектуальных экспериментов термин "театр в лифте", давая понять, что в маленьком зальчике "шедевр", поощряемый неразумной критикой, поставить может всякий.


В свою очередь критики, страшно далёкие от народа, любой успешный спектакль, поддержанный публикой, высокомерно называют чуждым нам словом – "коммерческий". Желая, видимо, сказать, что деньги и истинная культура – две вещи несовместные.


Но вот наконец свершилось. Не так давно родившийся мюзикл "Норд-Ост", ни о чём таком не подозревая, многое расставил по местам. Так уж случилось – понравился всем. И критикам, и Марку Захарову, и – главное для его создателей – публике. И уже сотый спектакль только что отыграли под несмолкающий аккомпанемент благожелательных рецензий. Что бы это значило?


А, пожалуй, вот что. Скромный мюзикл Георгия Васильева и Анатолия Иващенко с очевидностью демонстрирует непреложный факт: русский театр окончательно и бесповоротно вошёл в рынок и стал товаром. Для человека, воспитанного в развитом социализме, звучит оскорбительно. Мы привыкли, что это у них там, на бездуховном Западе, капиталистическое искусство без зазрения совести покупается и продаётся, а у нас оно совершенно бесплатно сеет разумное, доброе, вечное. Вот только спрос на гордую эту духовность отчего-то невелик, несмотря на всеобщие призывы что-то делать. Но отчаиваться не следует, в случае "Норд-Оста" в эффектной, богатой упаковке публике предлагается как раз именно оно, то самое наше "разумное, доброе, вечное" по вполне сходной цене – от 1 до 30 долларов за билет. И билеты нарасхват.



Антрепризы.



По правде говоря, торговые отношения с публикой начались давно. В ранние перестроечные годы, как грибы, появились сначала в Москве, а потом и по всей стране одинокие продюсерские конторы, центры и агентства, претендующие на то, чтобы составить конкуренцию стационарным, государственным театрам. Количество их год от года менялось, качество продукции чаще всего оставалось на уровне. Преимущественно низком. Задача затейников-антрепренёров была проста, как песня, – впарить народу продукт, затратив как можно меньше усилий на его изготовление. Рецепт известен: брали пьеску иностранного происхождения с раздеваниями, переодеваниями, изменами и прочими вещами, вызывающими один только смех и ничего больше. Потом приглашали звёзд, числом не более трёх (чтоб не обременять бюджет), гордо вешали какой-нибудь задник и ставили два стула. Критики, само собой, ехидничали и упражнялись в остроумии, но их отзывы не делали погоды. Погоду делали гастроли. Известно, что антрепризные спектакли окупаются и приносят прибыль не столько с московских показов, сколько с гастролей. Достаточно было привезти в глубинку узнаваемого артиста – аншлаг обеспечен.


Так называемый "чёс" по провинции принёс немалые деньги, но при этом разрушил репутацию. К лицам, без разбора мелькающим на теле- и киноэкранах, быстро привыкли, а халтуру, вокруг них образованную, просто нельзя было не заметить.


Сегодня антрепризная жизнь перестала быть радужной. Провинциальная публика уже не хочет видеть перед собой двух заезжих звёзд и пару стульев, ей подавай полноценный спектакль. Несколько лет назад Олег Меньшиков и его "Горе от ума" (Театральное товарищество 814) доказали неверующим, что и в негосударственном театре можно сделать большой настоящий спектакль. Конечно, это была неправильная антреприза: классический текст, большая труппа, декорации и костюмы. Всё это осложняло проблемы проката, но и доказывало: он возможен.


Справедливости ради стоит сказать, что и мелкомасштабные антрепризные спектакли не все как один однозначно плохи. Вот, например, Владимир Мирзоев, долгое время числившийся у нас по разряду авангардистов-маргиналов. Между тем, прожив пять лет в Канаде, он стал рассуждать здраво, разлюбил маргинальное искусство и научился ценить успех. Ему, победителю тесных пространств невзрачного клуба им. Зуева, стали нравиться большие сцены, полные залы и шумные, продолжительные аплодисменты после финальной точки. Спектакли "Коллекция Пинтера" и недавний "Любовник" всё того же Пинтера, созданные в антрепризе, прежде всего красивы, ненавязчиво элегантны и приятны во всех отношениях. В них ничто не раздражает и не беспокоит своей ненужностью. Концептуально мыслящие критики, естественно, нервничают и укоризненно качают головой (мол, вот, ещё один ушёл от нас), но тут уж ничего не поделаешь. Успех у публики очевиден, и на эти спектакли немедленно навесили всё тот же злой ярлык – "коммерческие". И по существу правильно сделали. Потому что именно Мирзоев доказал совсем не очевидное – коммерция и культура вполне могут ужиться друг с другом, если равно уважать и то, и другое.



Случай Женовача.


Случай этот хоть и давний, но показательный. В богом забытый Театр на Малой Бронной пришёл однажды режиссёр со своей командой. Хороший режиссёр, талантливый. Это смелое утверждение легко доказывается обильными, чаще всего хвалебными статьями и премиями разного рода фестивалей. Но вот беда, талант Сергея Женовача особого свойства, он слишком скромен, не агрессивен и не кричит о себе на каждом углу – вот я какой. Режиссёр совсем ничего не делал, чтобы понравиться, похоже, он раз и навсегда отказался от малейшего давления на зрителя. И так в этом преуспел, что иногда казалось – чересчур. Спектакли ставил умные, тонкие и интеллигентные. Полагая, как и уже упомянутые сочинители "Норд-Оста" Г. Васильев и А. Иващенко, что в наше нервное, напористое время должен художник чувства добрые лирой пробуждать.


И всё бы хорошо, но в один прекрасный день Женовач оказался на улице со всеми своими премиями и идеалами. Дирекция театра отказала ему от дома. Мотив был сформулирован просто и незамысловато – на его спектакли не ходила публика. В подобном утверждении есть известное лукавство, но речь наша не о том, сейчас не имеет смысла разбирать, кто прав, а кто виноват. Важно то, что упрёк был брошен не по адресу. Директор театра, как та самая унтер-офицерская вдова, сам себя высек. Своё дело режиссёр Женовач делал отменно, а вот директор – плохо. Потому что продажей готового продукта должен был заниматься именно он.



Кто в доме хозяин.



Театр – искусство консервативное, труднее других видов искусства поддаётся переменам. После всех завоеваний режиссёрского театра тяжко признать, что главной (или хотя бы равной ему) фигурой нового времени становится продюсер (или тот, кто в стационарных театрах по старинке зовётся директором). Увы, сегодня мало сделать хороший продукт (или спектакль), его ещё нужно суметь продать. Слишком большая конкуренция вокруг – только успевай развлекаться. От усилий и умения менеджера зависит не просто успех – выживание.


В кино и на телевидении это поняли давно. Недавний скандал кинорежиссёра Дмитрия Астрахана с продюсером, на свой вкус перемонтировавшим фильм, возбудил, кажется, только самого Астрахана и его друзей. Даже актёры, в фильме участвовавшие, приняли случившееся как должное.


В театре всё не так. Режиссёры трепыхаются, решительно заявляют о своих правах на царство, однако чем дальше, тем больше не могут обойтись без грамотного менеджера. Если, конечно, сами не обладают столь важными на сегодняшний день организаторскими талантами, как, например, Олег Табаков или Марк Захаров.


Сказанное вовсе не означает, что захват власти обязательно должен быть кровавым и мучительным, а продюсеры – безусловные враги русской культуры и творцов-художников. Если иметь внятные общие цели, можно жить в ладу и преуспеянии, как живут, к примеру, в театре "Сатирикон", где вовсю развёрнута масштабная стройка, где для производства и проката одной из последних премьер – "Шантеклер" Э. Ростана – впервые в новейшей истории театра взяли кредит в банке. То есть директор не спонсорством воспользовался (как это обычно делается), а выступил в роли расчётливого коммерсанта, которому есть что продать. И спектакль (оставим в стороне его художественные достоинства) представлен как дорогостоящий товар, с него собираются получить прибыль.


Есть ли исключения из этого правила, которое, как ни закрывай от страха глаза, скоро распространится на всё театральное пространство? Есть, конечно. Но они, как и положено, лишь подтверждают истину.


Театр "Мастерская Петра Фоменко", живёт, как все, с директором. При этом без Фоменко, совсем не умеющего общаться с начальством, прессой и другими нужными людьми, знающего одну только радость – репетиция и еще раз репетиция, театру не жить. Тут без особых мудрствований – сплошные аншлаги, гастроли, премии, приглашения на фестивали, успех.


Или вот – Евгений Гришковец. Не поймёшь, кто таков. То ли драматург, то ли режиссёр и актёр в одном лице. Не звезда, не герой и не секс-символ. Публику не эпатирует, современным жаргоном не пользуется, роста невидного, носит очки, забавно форсирует букву "р" и всегда словно за что-то извиняется – таких не берут в космонавты. Кроме того – не местный. В том смысле, что из Калининграда, в то время как на самом деле из Кемерова. Словом, провинциал. А Москву (и Питер, и Вильнюс, и Ригу, и прочие города и веси) победил, не прилагая усилий. Самим фактом своего существования.


Всё так. Но, во-первых, заполнить 80 мест маленького театра Петра Фоменко и тех скромных помещений, где выступает иногда Гришковец, согласитесь, нетрудно. А, во-вторых и в главных, – мы сами, критики-журналисты, и создаём (восторженными статьями и прочими выступлениями) тот самый необходимый пиар, которым как раз и должен заниматься хороший менеджер.


И есть ли кто-то ещё в нашей стране, на кого мы будем совершенно бесплатно работать так искренне и страстно?




Марина Зайонц